04.10.34… 04.10.33… 25 км/ч… 35 км/ч… 40 км/ч…

Мимо крупноформатных витрин универмага Centrs — бумажные листки с градусами скидок в бессодержательном паху голых манекенов, — налево, на прогулочную Вальню, через наваристую вечернюю толпу, мимо отеля «Рига», еще налево, на Калькю, между Unibanka (гранитный фасад) и Hansabanka (мраморный фасад), пластмассовый Макдональдс за спиной… I'm pain, I'm hope, I'm suffer… Hey hey hey… Yeah… And I went on down that road…

Сразу за парадной «Пепси-форума» Вадим остановил «Кавасаки». По левую руку голубовато мерцала глубокая аквариумная перспектива: за толстым секлом модного кафе «Ностальгия», в призрачной, нездешней среде влачили свое ихтиологическое инобытие небедные молодые люди, мальчики и девочки-мажоры — холоднокровные, пустоглазые, непостижимые. Do you bury me when I'm gone

Посреди улицы, ее нервозной веселости Вадим стоял и смотрел. Толстое стекло. Непреодолимая, никогда не преодолевавшаяся им преграда. Другой мир. Чужой мир. Толстое стекло. Do you teach me while I'm here. Сидящая за ближним столиком ихтиологическая девочка подняла голову. Безразлично пронаблюдала, как странный тип на мотоцикле не торопясь извлекает из седельной сумки пистолет-пулемет, из кармана куртки — магазин. Вправляет второй в ручку первого. Just as soon as I belong Проследив девочкин взгляд, посмотрел на Вадима и ее ихтиологический мальчик.

Then it's time I disappear

Стекло обвалилось все целиком, сошло единым пластом неровных, мгновенно утративших прозрачность кусков. От длинной очереди оружие мотало, ствол повело туда, сюда, туда — магазин кончился. Пистолет-пулемет полетел на мостовую. Газ!

04.09.45… 04.09.44… 20 км/ч… 35 км/ч… 60 км/ч… Do you bury me when I'm gone

04.02.36… 04.02.23… 98 км/ч… 100 км/ч…

Do you teach me while I'm here

03.59.13… 03.59.07… 70 км/ч… 55 км/ч…

Just as soon as I belong

03.59.05… 03.59.03… 32 км/ч… 0 км/ч

«Кавасаки» он бросил в дальнем углу свалки на задах автосервиса под Калнциемским путепроводом. Пешком перешел железнодорожные пути у станции Засулаукс, поплутал немного меж прячущихся по лысым палисадникам хибарок частного сектора, Then it's time нашел остановку и стал ждать идущего в аэропорт 22-го автобуса.

I disappear

DIS-A-PPEAR HUH!!!

(восемь с половиной часов назад)

Хуже, позорнее всего была подлая мелкая вибрация в изрядно абстрагировавшихся ногах — справиться с ней Вадиму никак не удавалось. Он, вроде, был даже вполне спокоен — ну, относительно, разумеется, но башка оставалась хорошей, ясной, на удивление, все-таки молодец я, — только вот с чертовыми ножными мышцами ничего поделать он так и не смог. Очень хотелось сесть — но не проходило, он был зафиксирован намертво. ЭТОТ связал ему руки за спиной собственным вадимовым ремнем, заставил снять и споро, жестко скрутил — те моментально онемели и отнялись. И вот теперь Вадим стоял, прижавшись позвоночником и затылком к квадратного сечения деревянному опорному столбу, на идиотский, самопародийный манер Св. Себастьяна, обонял отходы метаболизма здешних бомжей, отслеживал разбухание левой скулы и пытался хоть как-то классифицировать ситуацию. Пока безуспешно. Было больно, было унизительно, страшно, конечно, было — но базовым все равно оставалось резиновое податливое недоумение. Потому что всего, что было, быть по дефаулту не могло.

— …Боден… — вытряхнув на доски содержимое, он вертел портфель в руках. — Боден-что?

— Боденшатц.

Конически сходящиеся драные стены, они же крыша. Оконце без рамы, под ним сугробик. Помимо мочи и дерьма — менее остро, но более основательно, — пахнет душной древесной прелью столетиями гниющих перекрытий. Склад. Надцатого века. Чердак. Бомжатник, приговоренный к реинкарнации в пентхауз.

— Офигеть, — ЭТОТ прищелкнул ногтем по портфельной пряжке. — Ну и сколько такое стоит?

— Девяносто восемь.

— Латов?

— Да.

— Стольник, значит. Сто латов. Значит, ты потратил на боденшатц сто латов. На портфель.

Вадим промолчал.

— Ты, боденшатц! — он запустил портфель в дальний угол чердака, загремел битый шифер. — Так все и было, я спрашиваю?

— Что вы хотите? — Вадим старался говорить короткими, но полными фразами, нейтральным тоном.

— Я? Я хочу… — ЭТОТ поворошил ногой рассыпавшиеся бумаги, пнул ежедневник. Вздохнул. — Я хочу понять. Я давно пытаюсь, а все никак не выходит. Может, хоть ты мне объяснишь. Что имеет в виду человек… Молодой человек… — он поддел носком ботинка телефон. — Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть.

— Молодой человек двадцати шести лет, — он повозил мобилу по полу, — который утром тридцать первого декабря… в праздник… Быстрым шагом. С целенаправленным ебалом. Рассекает по центру. Вот в этом пальто. В этом костюме. В этом галстуке. С этим, блядь, портфелем в руках. Боденшатц. Ну вот куда ты шел?

— Я шел на работу.

— Да ебанись! — ЭТОТ перестал на секунду имитировать на мобильнике начальные элементы футбольных комбинаций. — Тридцать первое число!

— У меня срочная работа.

— Срочная. И кем же ты работаешь?

— Судовым брокером.

— О! — он даже обрадовался. — И как это выглядит?

— Что выглядит?

— Ну работа твоя в чем заключается?

— Я фрахтую суда, — Вадим чуть поерзал, пытаясь ослабить боль в предплечьях: деревянные грани врезались уже невыносимо.

— Не-не! Ты объясни конкретно, — ЭТОТ, взъерошенный, неожиданно возбудившись — но не агрессивно, азартно, скорее, — мелко зажестикулировал. — Чем ты занимаешься? В чем конкретно твои действия заключаются? Ну как она выглядит, РАБОТА твоя?! Слова, слова — менеджер, брокер, фрахт, хуяхт. Не, все дико красиво, но ЧТО ЭТО КОНКРЕТНО ОЗНАЧАЕТ? На практике?

— Я нахожу владельца груза. Которому нужно в такие-то сроки туда-то и туда-то его доставить. Я нахожу перевозчика. Судовладельца, если перевозка морем. Может быть, автотранспортную фирму, если надо везти фурами. Помогаю заключить сделку…

— Погоди. Что значит — нахожу? Бегаю по городу, пристаю к прохожим — «вам груз перевезти не надо»?

— Я звоню по телефону.

— Звонишь по телефону… И что?

— Ну, в принципе — все. Звоню. Узнаю. Убеждаю. Договариваюсь. Факсую проект договора…

— То еcть ты просто весь день звонишь по телефону, я правильно понял? Вот сидишь весь день в офисе, трубку к уху — и звонишь, звонишь… И так с утра до ночи, да?

— Да.

— И так один день, второй, неделю, месяц… Ты этим сколько лет занимаешься?